Три поколения династии Лаптевых служили в линейном отделе МВД России на станции Уссурийск. Среднему из них и нынешнему главе семьи — Владимиру Лаптеву исполнилось 70 лет. О том, как он проходил службу, как служили его отец и сын, у Владимира Александровича выяснил специалист по связям с общественностью ЛО МВД России на ст. Уссурийск Роман Винокуров специально для ИА UssurMedia.
— Мой отец Александр Павлович родился 2 декабря 1926 года в Вятской губернии. Его мать умерла, когда ему было четыре года. А будучи пятнадцатилетним, он потерял и отца — тот погиб на фронте под Смоленском в 1941 году. Ближе к концу Великой Отечественной его тоже призвали в армию и привезли на Дальний Восток. В должности старшины пулеметной роты он с первого до последнего дня прошел советско-японскую войну. Удостоен двух боевых медалей — "За отвагу" и "За боевые заслуги".
После окончания войны остался на сверхсрочную службу в гарнизоне поселка Смоляниново Приморского края, там женился на моей маме Анне Фоминичне. А в 1952 году пошел работать на должность милиционера в железнодорожную милицию Владивостока, звание у него оставалось армейское — старшина.
Там у него обнаружили заболевание органов пищеварения, и ему рекомендовали поехать жить в сельскую местность — есть больше овощей и дышать свежим воздухом. И он решил продолжить служебную деятельность на станции Барановский южнее Уссурийска. Там, в отдельном милицейском посту отец и работал долгие годы, находясь в штате линейного отдела милиции на станции Уссурийск. Занимался обеспечением общественного порядка на железнодорожной станции. Встречал пассажирские поезда. Если случалась кража в пассажирском составе, подсаживался в поезд, получая необходимую информацию, а потом передавал ее оперативным работникам. Поддерживал общественный порядок среди работников путевой машинной станции, располагавшейся на станции Барановский: проживавшие в вагончиках железнодорожники порой устраивали совместные разборки.
Александр Павлович Лаптев, 1-я половина 1970-х. Фото: из семейного архива Владимира Лаптева
В поселке мы жили в своем доме, держали корову, хозяйство, любили рыбачить — все, как и советовали отцу врачи.
Со временем, когда отдельный милицейский пост в Барановском ликвидировали, отец стал ездить на работу в Уссурийск. Дежурил постовым в приемнике-распределителе линейного отдела на станции Уссурийск, в звании старшины милиции ушел на пенсию в 1976 году. Умер 11 января 1994 году в возрасте в 67 лет.
— Работать в милицию пошли вслед за отцом?
— Конечно, я видел, как он работает, и все полученные впечатления имели на меня определенное влияние, тем более что я зачитывался детективами. Но тогда, в десятом классе я толком не знал, куда пойду учиться. Все изменилось после одного разговора с начальником линейного отдела на станции Уссурийск Анатолием Ефимовым. Он дружил с моим отцом и часто со своей семьей приезжал к нам в поселок Барановский в гости.
Как-то сидим за столом семьями, и Анатолий Андреевич меня спрашивает: "Ты куда собрался поступать после школы?" Я отвечаю, что еще не решил. Он говорит, что у линейного отдела есть вакансия для поступления в Омскую высшую школу милиции. Это было единственное подобное учреждение на весь Советский Союз, куда принимали после окончания школы. Во все остальные школы милиции можно было поступать только после прохождения службы в армии. И в 1971 году, окончив среднюю школу, я поехал в Омск.
Начинал учебу рядовым слушателем, через год был командиром отделения в звании младшего сержанта, еще через год — старшим сержантом и заместителем командира взвода. В 1975 году, когда окончил школу, получил звание лейтенанта. Из поступивших 250 слушателей окончили учебу человек двести.
Когда после окончания обучения приехал представляться в Управление на транспорте, мне предложили ехать работать в Находку на станцию Тихоокеанскую. Но так как мой отец был болен, я настоял, чтобы меня распределили в Уссурийск.
— В качестве кого начинали службу?
— В качестве оперуполномоченного уголовного розыска по делам несовершеннолетних. Работали в тесном контакте с детской комнатой милиции, проводили профилактические мероприятия, раскрывали преступления. Через два года мне предложили поехать старшим оперуполномоченным уголовного розыска в линейный пункт на станции Спасск-Дальний.
— Расследование каких уголовных дел вам тогда больше всего запомнилось?
— Случай с тяжким телесным ножевым ранением. Ссора случилась на перроне, а потерпевшим оказался майор Вооруженных сил, правда, во время конфликта он был в гражданской одежде. Мужчина выжил. Над раскрытием преступления работали на протяжении нескольких месяцев.
Спустя некоторое время я получил должность начальника линейного пункта на станции Хасан. Жену с ребенком отправил к ее родителям в село Снегуровка Черниговского района, а сам более года жил один в пятиэтажном общежитии. Вскоре мне выдали квартиру в двухэтажном доме. Мы с отцом ее отремонтировали, и я наконец-то смог перевезти к себе семью.
Владимир Александрович Лаптев — курсант Омской высшей школы милиции, 1971 год. Фото: из семейного архива Владимира Лаптева
Здание отапливалось кочегаркой, и все системы коммуникации шли через подвал. А так как дом стоял на болоте, то подвал был заполнен водой под самый пол. Поэтому летом, если не считать комаров и мошки, жить было еще приемлемо. Но вот зимой мы замерзали, потому что трубы отопления сначала нагревали воду в подвале, и только потом чуть теплая вода поднималась в квартиру. Первые две зимы мерзли очень сильно, пока кто-то из руководства железной дороги не приехал в поселок и не дал команду обрезать трубы отопления и положить их, минуя подвал, снаружи на улице и утеплить.
— А что представляло собой здание милиции?
— Милиция находилась в кирпичном здании с печным отоплением. В нем было четыре кабинета и коридор. Буквально через забор от нас в одноэтажном кирпичном здании проживали граждане КНДР, работающие на железной дороге. Потом, когда я уже уехал из этого поселка, в Хасане построили большое здание клуба, в котором выделили помещение и для железнодорожной милиции.
— Чем занимались в этом южном приморском поселке?
— Контролировали перегрузку грузов из вагонов КНДР, ходивших у себя в стране по железной дороге с узкой колеей, в советские вагоны. В основном из Северной Кореи везли рис, фрукты, ширпотреб, парфюмерию и водку. При перегрузке случались кражи. В основном железнодорожники воровали водку, но могли позариться и на другие товары.
Еще одно серьезное направление — контроль грузовых перевозок, а также раскрытие преступлений, происходивших в пассажирском поезде, следовавшем по маршруту Хасан — Уссурийск. Поезд ходил один раз в сутки, и когда он двигался из Уссурийска, на станции Приморская от него отцеплялись два вагона, и они шли в поселок Славянка.
Поезд назывался "пьяный", потому что он шел долго, в основном в темное время суток. А его пассажирами, садившимися в Уссурийске и набиравшими с собой спиртное, нередко были асоциальные личности. Выпивали, могли дебоширить, случались кражи.
Как-то сообщили о краже, совершенной в этом поезде на станции Блюхер, это поселок Славянка. Мы с оперуполномоченным уголовного розыска Александром Павленко выезжаем в этот поселок, работаем двое суток, разыскивая людей, которые ехали в этом вагоне, и выходим на подозреваемого. Оказалось, это был приезжавший к родственникам матрос, но судно, на котором он работал, находилось в Находке, и он уже уехал туда. До поезда еще много часов. Тогда мы на попутных машинах добираемся из Славянки в Находку, а это более двухсот километров. Там задерживаем этого матроса и также на попутных машинах привозим его в Уссурийск.
До моего приезда в Хасан в декабре 1979 года за год раскрыли семь преступлений. При мне в первый же год работы было раскрыто 36 преступлений.
— Такую вашу хорошую работу руководство не должно было не заметить.
— Заметили. Из Хасана меня перевели в Уссурийск начальником уголовного розыска, спустя год присвоили звание майора милиции. В этой должности я отработал десять лет. Раскрывали убийства, кражи, грабежи. Помню, при раскрытии одного убийства замечательную смекалку проявил оперативный сотрудник Георгий Гончарук.
За локомотивным депо станции Уссурийск в сторону Владивостока находят под откосом труп человека. Мы осмотрели место преступления и приходим к выводу, что, скорее всего, человека сбросили из поезда. Но также пригласили судмедэксперта — кандидата медицинских наук, толкового парня лет тридцати, он работал у нас в морге.
Он пришел, осмотрел труп, место, где его обнаружили, и сказал, что мужчину убивали там, где его нашли. Он определил это по обнаруженным брызгам крови. Стали отрабатывать предложенную Гончаруком версию, что человека убили где-то на территории города, а потом притащили к железной дороге, чтобы имитировать железнодорожную травму.
В процессе расследования выяснилось, что погибшего избили в общежитии за несколько сот метров от железнодорожных путей. А когда притащили тело к железной дороге, обнаружили, что он еще был жив. И там его и добили.
Или другой случай. Человек проснулся в поезде, а его полуботинки исчезли. Выяснили, что возможный подозреваемый, похитивший обувь, вышел на станции Лучегорск. Я отправляюсь в командировку помогать коллегам из Дальнереченска, расположенного недалеко от Лучегорска — в последнем городе тогда еще не было линейного пункта милиции. К нам на помощь приехал из Хабаровска старший оперуполномоченный уголовного розыска Управления на транспорте.
Работали неделю, вышли на подозреваемого. Но тут выяснилось, что он улетел в Одессу к родственникам. Старший оперуполномоченный звонит в Управление, нам дают командировку. И мы прямо из Лучегорска едем в аэропорт Хабаровска и летим на Украину. Находим его в Одессе и доставляем в Уссурийск к следователю. Полуботинки были изъяты.
— Разве выгодно с экономической точки зрения из-за полуботинок ехать через всю страну?
— В Советском Союзе твердо действовал принцип неотвратимости наказания. Совершилось преступление, значит, ты должен его раскрыть и привлечь виновного к ответственности.
— Вы и по другим преступлениям выезжали?
— Регулярно. Работая начальником уголовного розыска, я был в Грузии, в Азербайджане, на Украине, в том числе в Западной, в Усть-Куте, в Нерюнгри. Когда выходили на возможного преступника и выяснялось, что он уехал из Приморья, приходилось лететь вслед за ним.
— Как смотрела на это ваша семья? Вы же не на один день уезжали.
— С пониманием. Это наша обычная работа милиции. В том же Хасане поезд в полночь приходил на станцию, а уже через час уходил назад на Уссурийск. А станций обслуживания на участке протяженностью 237 километров шестнадцать. А транспорта служебного в первые годы работы не было никакого. Потом дали автомобиль УАЗ, который нередко выходил из строя: это и немудрено — сотни километров ездить по гравийным дорогам.
Если что-то случилось на какой-то мелкой станции, садишься в пассажирский поезд и едешь туда. Там выходишь и работаешь целый день в ожидании, когда поезд опять поедет из Уссурийска на Хасан. Либо едешь в грузовом тепловозе с машинистами. Тогда у нас был служебный билет формы 3К, в котором, в том числе было подчеркнуто — разрешен проезд в локомотивах.
Автомобильной дорогой предпочитали не пользоваться. Она была не асфальтированная, страшно много пыли и зимой, и летом. Особенно все эти неудобства чувствовались, когда ездили на мотоцикле "Урал".
— Известно, что сотрудникам органов внутренних дел нередко приходится работать на Новый год, который считается семейным праздником.
— Да, и со мной было такое. В одну из новогодних ночей, будучи начальником уголовного розыска, я был ответственным по отделу. Со мной в группе находился оперуполномоченный Яшар Мехтиев. Сообщают о краже в поезде, который шел на Владивосток. Мы садимся с Мехтиевым в поезд и едем в столицу Приморья, выясняя обстоятельства происшедшего. Получаем определенные данные, звоним в Уссурийск, рассказываем коллегам о том, что удалось выяснить. Наши ребята на основе наших данных получают необходимую информацию и дают нам адрес подозреваемого: тот жил в общежитии на Народном проспекте.
Мы приезжаем в общежитие, приходим в комнату, а его еще нет. И напарники, которые с ним живут, говорят, что он поехал домой в Уссурийск, но сказали, что он обещал вернуться на Новый год в общежитие. Тогда мы им говорим, что всем в эту комнату входить можно, но выходить никому нельзя. Иначе его могли бы предупредить, что его ожидает милиция.
В комнате к Новому году собралось человек двенадцать: люди заходили поздравлять, а мы уже никого не выпускали. Чтобы наладить контакты с проживающими, и чтобы они не сердились, пришлось с ними выпить чисто символически: люди ни в чем не были виноваты, зашли поздравить, а выйти не могут, и им, понятно, было неприятно.
За час до наступления Нового года пришел и подозреваемый, как раз с ворованными вещами. Там же со всеми собравшимися в комнате ребятами и встречали Новый год. А задержанного товарища той же ночью привезли в Уссурийск.
— Это была самая необычная новогодняя ночь?
— Была еще одна подобная. Сидим в Хасане за новогодним столом со всеми коллегами, и тут звонок со станции Махалино: сообщают, что там, на вокзале, совершено ножевое ранение пассажира. И мы встаем из-за стола и едем на Махалино. Уехали в ночь с 31 декабря на 1 января, а вернулись домой только через неделю.
— Где жили, когда выезжали в такие командировки?
— В гостиницах. Или ночевали у коллег.
— Выручали друг друга?
— Конечно. Тогда не было такой телефонной связи, как сейчас, не было столько транспорта. Я на попутных машинах, на рейсовых автобусах объездил практически все Приморье. Знал всех начальников уголовного розыска и всех заместителей начальника по оперативной работе. Если, допустим, предстоит выезд в село Чугуевка, куда только добираться нужно было сутки, звоню начальнику уголовного розыска местного отдела и прошу его выручить. Он бросает свои дела и что-то делает для меня. Также при необходимости и я выручаю коллег из других отделов. У нас было прекрасное взаимодействие.
— Насколько успешно работали в 1990-е годы?
— Если говорить честно, недорабатывали. У нас не регистрировалось серьезных преступлений по линии ОБЭП, хотя в те годы, и это общеизвестно, процветало и воровство, и мошенничество. Но так происходило не потому, что мы не хотели работать должным образом. Не было необходимого количества специалистов, чтобы выявлять и расследовать преступления. Следователи были девчонки, оперативные работники — вчерашние гражданские лица без специального образования: окончил путейское отделение железнодорожного техникума и пришел работать к нам.
Владимир Александрович Лаптев, 1-я половина 1990-х. Фото: из семейного архива Владимира Лаптева
Чтобы стать офицером, милиционеры поступали заочно в железнодорожный техникум и после его окончания сразу получали звание младшего лейтенанта. Если имел высшее образование, полученное, допустим, в сельскохозяйственной академии или в педагогическом институте, присваивали звание лейтенанта. Таких, как я, имевших специализированное высшее образование, было немного — все начальники служб и ряд сотрудников.
— Последняя ваша должность — начальник криминальной милиции — первый заместитель начальника отдела. На протяжении девяти лет с 1995 года вы фактически были вторым человеком по значимости в линейном отделе. Возглавить подразделение так и не получилось?
— У нас — нет. Начальник линейного отдела вышел на пенсию позже меня. Когда я еще был начальником уголовного розыска, мне предлагали перейти заместителем начальника линейного отдела в Комсомольск-на-Амуре. Я согласился, но жена была против. У нее в Приморье живут пожилые родители, и она не хотела далеко от них уезжать.
— Попадали в ситуации, когда вопрос шел о жизни и смерти?
— Было два случая, когда я находился в смертельной опасности, оказавшись в них по моей собственной глупости. Это было еще в годы молодости, когда работал в Спасске-Дальнем старшим оперуполномоченным. Будучи ответственным офицером по подразделению, прихожу вечером на железнодорожный вокзал проверить, как несут службу милиционеры. Причем я был одет в гражданскую одежду. Как раз приходит пассажирский поезд.
Разговариваем на перроне с одетым по форме милиционером Рыжиловым, и вдруг к нему подбегает женщина и говорит, что на привокзальной площади идут двое с оружием и стреляют. Мы бежим на крыльцо вокзала оценить ситуацию. И точно, идут двое, у одного из них в руке обрез, правда, мужчина уже не стреляет. А я молодой, ретивый, думаю: "Сейчас подбегу и выбью обрез у него из руки". Рванул к нему, а Коля Рыжилов как закричит: "Владимир Александрович, куда вы побежали? Нельзя! Убьют!"
Парень с обрезом услышал крики Рыжилова, поворачивается, а я уже тут, в трех метрах от него. Он вскидывает обрез и стреляет в моем направлении. Я ощущал, как заряд прошел мимо моей головы.
Когда потом осматривали место происшествия, обнаружили, что в осветительном столбе имелось три следа от картечи. Но я все-таки сбил того мужчину и придавил его к земле. Второй, шедший с ним, увидев это, убежал, он был без оружия. Был суд, и стрелявшего в меня осудили. Понятно, что тогда мне не надо было бежать к вооруженному человеку. Это чистый случай, что я остался в живых.
Второй раз едва не погиб на железнодорожных путях. И также по своей глупости и неосмотрительности. Машинисты сообщили, что на железнодорожных путях на одном из перегонов в районе Спасска-Дальнего произошло смертельное травмирование. Я прибываю на станцию Старый Ключ, и мы с мастером пути идем по путям к месту нахождения трупа.
К нам приближается грузовой поезд. Мастер, как положено по правилам, заранее сходит с путей на обочину, остановился и ждет прохода поезда. А я перешел на соседний путь и иду дальше. И тут сзади по этому пути идет другой поезд. Мы как раз находились в кривой железнодорожных путей, и я не увидел, а, скорее, по дрожи земли почувствовал, как состав уже налетал на меня.
Я только успел подпрыгнуть и упал в кювет. Хочу сказать, никогда не поступайте так, как сделал тогда я, когда пренебрег безопасностью. Выполняйте правила безопасности на объектах железнодорожного транспорта, они написаны кровью других людей.
— Ваш сын Игорь Владимирович тоже продолжительное время проработал в линейном отделе милиции на станции Уссурийск.
— Да. Но сначала он получил железнодорожную профессию. Вместе с двумя друзьями отучился на механика рефрижераторов в Уссурийском техникуме железнодорожного транспорта. Потом по направлению от линейного отдела МВД России на станции Уссурийск поступил в Уссурийскую школу милиции. А после ее окончания сразу же перешел учиться заочно во Владивосток на третий курс Дальневосточного юридического института МВД России.
Однако первые несколько лет прослужил не в нашем отделе. В те годы не было принято, чтобы отец и сын работали в качестве начальника и подчиненного. Поэтому, чтобы не говорили, чтобы я ему оказываю протекцию, он решил начать службу в ОВД г. Уссурийска в подразделении по борьбе с организованной преступностью.
В наш отдел перешел только тогда, когда я был назначен на должность начальника криминальной милиции. Здесь сын работал инспектором по исполнению административного законодательства, так что фактически не находился под моим началом. На оперативную работу — начальником ОБЭП его поставили, когда я ушел на пенсию в 2004 году. А со временем его пригласили во Владивосток в линейное Управление внутренних дел, где ему было присвоено звание подполковника.
На нем наша династия сотрудников милиции и полиции прерывается. Мы думали, что по нашим стопам пойдет и внук, но он решил учиться в Санкт-Петербурге на специалиста информационных технологий.
