Почему тушить горящий мусор бывает рискованнее, чем квартиру на 20-м этаже? Что не так с пожарной безопасностью во Владивостоке? Почему так трудно спасать из огня детей? Как изнутри выглядели громкие пожары — Золотой мост, ТЦ "Максим", ресторан Zuma? Что заставляет сжиматься сердца смелых пожарных? Об этих и других деталях своей захватывающей профессиональной жизни в интервью ИА PrimaMedia рассказал Павел Просянников, начальник 10 пожарно-спасательной части (ПСЧ) второго пожарно-спасательного отряда Главного управления МЧС России по Приморскому краю.
— Расскажите, как вы пришли в профессию?
— Я услышал о первом крупном пожаре, когда еще учился в школе. Он произошел в здании Промстройниипроекта. Потом я приехал поступать в ДВГТУ (Дальневосточный государственный технический университет). Тогда только открылся факультет пожарной безопасности, очное отделение. Я поступил туда, проучился 2,5 года. Нам разрешили учиться и работать в пожарной охране. То есть я учился очно и со второго курса работал. Так я пришел в пожарную охрану.
— А откуда вы?
— Я из поселка Кавалерово.
— Что это была за работа в самом начале?
— Устроился я в пожарную охрану, три месяца испытательного срока. Так стал пожарным. Прошел путь от простого пожарного до начальника подразделения.
— А вы помните свои первые задания? Или, может быть, первое, что вас впечатлило на работе?
— Помню выезд, наверное, такой основной среди первых. Мы тушили бомбоубежище, которое находится за театром Горького. Мне очень понравилось тогда. То есть я в принципе особо не имел никакого представления о пожарной охране, а мои коллеги — уже более опытные товарищи тушили заброшенное бомбоубежище, шли туда в дыхательных аппаратах. Очень долго их не было, они искали там, возможно, пострадавших людей.
Первое, что мне понравилось в пожарной охране — это коллектив. В нем не задерживаются люди неискренние, не самоотверженные, которые не готовы жертвовать собой во благо других, потому что работа пожарного связана с постоянным риском. Уходя на дежурные сутки, мы никогда не знаем, чем они закончатся. Наша служба очень сложная и важная.
— Как близкие отнеслись к вашему выбору профессии?
— Мама очень сильно переживала. Она тоже особо не имела представления. Знала, что пожарные тушат, а как именно тушат — не знала. Когда мы уже учились и работали в пожарной охране, старались о каких-то вещах родителям не говорить. Потому что на пожаре бывает всякое: и гибель, и разные трагические моменты. До родных старались все не доводить. Был пожар, приехали, все хорошо, я дома, поспал после дежурных суток, отдохнул.
— У вас сейчас есть семья?
— Да, у меня сейчас есть девушка, есть дочь. Девушка тоже сейчас работает в нашей системе, в главном управлении. Дочь очень сильно до сих пор переживает. Она знает, гордится, что папа работает пожарным. Провожая, она всегда говорит: "Папа, будь аккуратен". Хотя ребенку пять лет.
Моя девушка не спит ночами, когда мы уезжаем на сложные пожары, как, например, было на Фадеева. Я уехал из дома в час ночи, так как руководящий состав должен присутствовать на таких событиях, и до восьми утра был с дежурными караулами. Возглавлял тушение, тушил. Естественно, семья переживает, не спит. Но родителям стараемся до сих пор не сообщать, потому что это материнское сердце, его надо беречь. Через два дня можно рассказать уже про такие моменты.
— Вас выдернули из дома, получается. И часто такое бывает?
— У руководящего состава дежурного, общереагирующего подразделения есть расписание выезда. На пожар выезжает сначала дежурный караул, а по повышенным рангам пожара уже выезжает руководящий состав части. Как было на Фадеева: это был третий ранг пожара. Туда уже прибывают все руководители подразделений и работают, потому что это очень крупный пожар.Там задействовано много техники, много сил, надо все распределять, участвовать в тушении, проводить разведку, смотреть за охраной труда личного состава и своим примером где-то показывать.
В разных частях по-разному. Но наша часть самая выездная во Владивостоке. У нас больше всего выездов, больше всего включения в дыхательный аппарат нашими сотрудниками. У нас самое реагирующее подразделение во Владивостокском гарнизоне.
— Расскажите, как у вас происходил карьерный рост?
— Мой путь, повторюсь, начался с простого пожарного. Пожарный должен быть, во-первых, ответственный. У меня, допустим, не было какой-то определенной цели, я просто хорошо работал и любил свою работу. Когда ты любишь свою работу, она у тебя получается. Для меня пожарная охрана — как дом.
Я никогда не ставил себе цели стать начальником подразделения. Я хорошо выполнял работу пожарного, старшего пожарного, стал командиром отделения. Стал маленьким начальником, у меня было свое отделение, я отвечал за его подготовку. После командира отделения я сходил в армию, восстановился на службу. Мне уже предложили должность начальника караула. Я начинал свой путь в девятой пожарно-спасательной части. Там я проработал 10 лет.
Пришел сюда в 10-ю часть. Я очень просился, очень хотел в эту часть. И попал сюда. Эта часть стала моим домом, правда. Здесь очень многое сделано, может быть, не моими руками, но все идеи улучшения быта, личного состава, содержания техники, ремонта здания — это все заслуга моя, моих заместителей и результат работы личного состава. Должно быть стремление развиваться и просто желание, чтобы твоя работа и твоя часть была лучше, чтобы работа была выполнена хорошо. Так я и прошел путь.
— Как сейчас проходит ваш день? В каком режиме вы работаете?
— В основном у нас сейчас работа с документами. Рабочий день у нас начинается с 8:00 утра. В подразделение мы приезжаем примерно с 7:00 до 7:30. Приезжаем, нас встречает постовой, докладывает. Потом нас встречает начальник караула, докладывает о выездах, что произошло за сутки, были замечания или нет. По-хозяйски обходим часть, помещения. В 8:00 у нас начинается развод. По понедельникам это гимн, подъем флага. Далее у нас до 8:30 сменяется дежурный караул. Начальники караулов либо лица их замещающие приходят с докладом, принимают дежурство при нас, мы проверяем документацию за дежурные сутки.
В 9:00 у нас селекторное совещание, где мы — руководители — обсуждаем насущные проблемы, замечания, мероприятия, ставим себе задачи. Очень многогранный селектор, на нем разные моменты обсуждаются. Далее у личного состава по распорядку дня начинается учебный процесс, ну а мы занимаемся уже текущими делами. Это ремонт, содержание техники, работа с документацией, вопросы личного состава. Потом обеденное время. Час обеда по должностному регламенту. Далее работа продолжается до 17:00. Простой рабочий день.
— Вы говорите, что ваша часть самая выездная. Сколько выездов примерно за сутки?
— Бывает, что вызовов нет, а бывает, что и 10. В среднем, я думаю, где-то от 4 до 6 раз мы выезжаем за дежурные сутки.
— Сталкивались ли вы за 15 лет своей работы с какими-то действительно опасными ситуациями, которые вас особенно зацепили эмоционально?
— У меня всегда было переживание за личный состав. Вот это бывает эмоционально тяжело. Например, был обычный день, мы выехали не в свой район, приехали на Змеинку. Там частный гараж, а в нем горит четыре баллона газа. Вокруг бегали дети, для них это было смешно. Баллоны горели, уже возникала угроза взрыва. Приходилось работать и с личным составом, и в то же время уводить местных жителей. Не скажу, что сильно испугался тогда, но было опасно. С другой стороны, любой пожар — страшный. Уезжая на него, ты никогда не знаешь, чем он закончится.
Были разные случаи. Были и трагические, за которые мы очень сильно переживали. К примеру, пожар на Нейбута. Обычный вечер, конец рабочего дня. Дети остались одни дома. Мы выносили их еще живых до кареты скорой помощи... Там нашей вины не было. Мы сделали все максимально быстро.
Для любого пожарного страшно кого-то не спасти. Всегда внутри себя мы переживаем, что где-то недоработали. Самое страшное, когда погибают или страдают на пожаре дети. Не взрослые, не какое-то имущество, а вот именно дети.
И тот случай сильно отпечатался, я думаю, в истории города, в истории нашей части, в нашей истории. Потому что выносить детей больше, чем с 20-го этажа, бегом передавая друг другу, это тяжело. Маленьких детей.
Мы ездили туда после пожара, в этих домах у нас продолжались пожарно-тактические занятия. Перед каждым занятием мы заезжали в цветочный, покупали гвоздики. И те цветы, возложенные пожарными, что выкладывала потом пресса, были от дежурного караула нашей части.
— Сейчас там как-то ситуация изменилась с запаркованностью? Вы же потом неоднократно приезжали.
— Нет, ничего не изменилось. Это проблема нашего города. Наверное, это и есть профдеформация. Когда ты приезжаешь в любой двор, видишь нереальную запаркованность и сразу думаешь, как сюда проедет пожарная машина. Мне не так давно посчастливилось жить на майора Филиппова. Там нереальное количество припаркованных машин. Я просто понимаю, что пожарные машины, как бы они не хотели, туда никогда не подъедут.
Это то, что не меняется у нас в городе: люди никогда не думают о других. Они думают, что вот "поставлю так машину, брошу на пять минут, тут легковая проедет". Но, как вы видели, у нас машины далеко не легковые. Это КамАЗы, Уралы, автолестницы. Машины от 5 до 15 и более тонн. И у них большие и угол поворота, и радиус разворота, и площадки для установки автолестницы нужны достаточные. Об этом ни застройщики не думают, ни местные жители. Это основная проблема города — то, что творится возле домов.
— А проехать напролом, зацепив даже чью-то машину вы, как и скорая, не можете?
— Нет.
— Как вы оцениваете опасность для работы на пожаре? Как понимаете, что, например, в это горящее здание можно зайти, а в другое нельзя? Или они все априори опасны?
— Ну, вот как вам сказать... Есть целые учебники по тактике тушения пожара. Но всегда что-то идет не так. У нас был случай, но не в моем дежурном карауле. Приезжают тушить помойку на Баляева, горит мусор. А в помойке граната лежит. Как? Ну просто кто-то выбросил гранату. Так что я вам даже не скажу, что страшнее: или квартиру потушить на 20 этаже, или если помойка взорвется и от личного состава ничего не останется.
То есть правильно определить риск может быть сложно.Конечно, визуально смотришь, оцениваешь угрозу обрушения здания. Но есть же и какой-то все равно свой уровень страха.
Конечно, есть особо опасные объекты в городе вроде нефтебазы, высотных зданий, подстанций. На такие объекты составляются документы предварительного планирования: планы и карточки тушения, в которых описываются возможные варианты развития пожаров. В каждой части они есть. К примеру, у нас рядом находится бывший завод Мазда Соллерс. Мы заранее знаем, что у них есть газопровод, газ в хранении, сборка двигателей, свой склад ГСМ. Если нас туда вызвали, мы можем уже для себя предварительно понимать, какая есть угроза на этом объекте. А перед обычным рядовым выездом в обычный дом невозможно что-либо определить. Только по месту, только в ходе проведения разведки.
— С какими еще проблемами или неожиданностями можно столкнуться на пожаре?
— Все, что угодно. В обычной квартире, например, проблема, если прячутся дети. Иногда их приходится искать. Они забиваются в углы, под диваны, прячутся в ванной, забираются под одеяло — их найти очень тяжело. Но, опять же, это не страшно, это наша работа. Их просто надо искать, и все это по предварительной иноформации. Заранее узнать, кто там живет, что за семья, опросить соседей. И вот где-то со слов людей, где-то сам все анализируешь и понимаешь, что там, возможно, дети.
— Какие объекты самые сложные для тушения?
— Квартира — это не страшно. У нас много начальников караулов выезжали на тушение фур, складов, подстанций. Мы как руководящий состав выезжаем на сложные и крупные пожары.
Самое, наверное, страшное в нашей профессии — это тушить корабли, пароходы, морские суда. Дело в том, это замкнутое, очень тесное пространство с высокой температурой. В особенности, если на этом судне производятся сварочные ремонтные работы. Они-то оттуда выбежали, все бросили. А там, допустим, где-то срезаны полы. Можно провалиться в дыму, ничего ведь не видно. Вот это, наверное, самое сложное.
— Вам приходилось?
— Да, неоднократно. У нас рядом с частью находится сухой док. Там часто производят ремонтно-сварочные работы. И военные, и гражданские.
Еще мост через Золотой Рог я тушил, будучи пожарным.
— А можете рассказать, как это было? Я помню, он очень долго горел.
— Два дня. Перед моим уходом в армию это было, наверное, 2010 год. Время было девять вечера. Ничего не предвещало беды. Я еще работал в девятой части. Нас вызвали: горит опалубка мост, как выяснилось, на площади 6 000 квадратных метров.
Это, во-первых, высоко, туда добраться нереально тяжело. Во-вторых, было холодно. Тушили его два дня. Вот мы там были с 21:00, потом второй караул продолжил его тушить. Не помню уже до скольки. Горела опалубка, брус, баллоны. Там тоже производилась сварка.
— А как туда рукава дотянули?
— Только сверху зашли, снизу не достали. Там высота была, скажем, метров 75, даже пускай 70. У нас лестницы 50 метров, и для нас там подача лафетного ствола, пускай, по вертикали вверх туда — еще 20 метров. Но вот с автолестниц лили, еле-еле добивали. Там дом соседний плавился от температуры.
— Вам часто приходилось спасать людей из пожара?
— Сейчас как руководителю не часто, но иногда бывает. Например, когда я был еще командиром отделения, был обычный пожар. Ну, скажем так, для нас он уже обычный, рядовой. Горела гостинка на Сабанеева, работало там три части. Горела квартира, было очень плотное задымление. Люди, кто не мог сам выбраться, были в окнах и просили о помощи. С помощью спасательных устройств мы их выводили. Я лично выводил мать и ребенка под мышой с девятого этажа. Это опять же была зима, холодно, мы садили их в машину, давали одеяла, чтобы согреться. Тогда никто не пострадал. Всех вытащили, работали прямо бегом, вытаскивали на спасательных устройствах, стучались в квартиры, одевали, выносили.
— А животных приходилось спасать?
— Нет, не приходилось. Но у других были такие случаи.
Собаки очень хорошо относятся к пожарным на пожаре. Был пожар на Пушкинской. Горела квартира. Зашли, а там ротвейлер, кажется, должна быть злая собака. А он как ребенок прыгнул на руки пожарным. Вынесли его на улицу, он уже был без сознания. Откачивали.
— Откачали?
— Да. Ему даже в пасть засунули легочный автомат, подали воздух, по легким постучали. Откачали ротвейлера, ничего, не укусил.
— Вы уже сказали про профдеформацию — когда смотрите на запаркованность с точки зрения подарного. А в быту это еще в чем-то проявляется?
— Повышенное внимание к тому, все ли выключил, проверяешь, перекрываешь воду лишний раз. Да и просто есть элементарная ответственность и бдительность каждого проживающего в квартире, в своем доме.
— Собственно говоря, то, что должно быть у каждого, не только у пожарных.
— Да. Просто обычная бдительность. Это не профдеформация. Это зависит от каждого. Не выключил ты дома чайник или плитку и пошел в магазин... За 15 лет работы много такого насмотрелись. Например, был случай, приезжаем на выезд, ставим трехколенную лестницу, залазим в окно третьего этажа, а там девочка инвалид, прикованная к кровати. Мама на работе, а брат пришел со смены, начал варить пельмени и уснул. У нее паника, она каким-то образом добралась до телефона, вызвала подарных, мы приехали. Вот такая обычная халатность.
— Из-за чего чаще всего, как вам кажется, случаются бытовые пожары?
— Из-за халатности людей. Раньше в городе было так, что, допустим, рано отключилось отопление. В этот промежуток, пока на улице не потеплеет, люди старались обогреваться как могли, включали масляные обогреватели. Сейчас ими, слава богу, перестали так активно пользоваться в межсезонье. Они дают очень большую нагрузку на электропроводку, а во многих домах старая проводка. Раньше часто встречалась алюминиевая проводка, а не медная. Большая нагрузка на электросеть, и короткое замыкание. Это самый распространенный случай.
Для определения причины пожара в МЧС есть ИПЛ — испытательная пожарная лаборатория. Они выезжают на пожары, устанавливают причину и место возникновения. Так на "Максиме" было. И я тоже там был.
Пожар на "Максиме" интересный, сложный. Тушили его долго. Мы были внутри, когда взрывались кеги, они просто вылетали. Там была пивная. Это все связано с риском, с нервами для родителей и семьи. Загорелся он под утро, мы с одного пожара в заброшенном бараке поехали 10-й частью на торговый центр "Максим". Там даже немножко подзадержались после караула.
— А ресторан Zuma тушили?
— Да, я тоже тушил. Бывает, когда, например, начальник караула приболел или нет лица исполняющего его обязанности, я, будучи начальником части, заступаю вместо него. И вот я приехал на "Зуму", там уже работала первая часть. Все помещение было охвачено пламенем, мы ее тушили до утра. Я нашел сотрудников "Зумы". Они сказали, что внутри находятся более 15 баллонов с газом, а на территории расположена электрическая подстанция.
— Какие награды у вас есть?
— Одна, за отличие в ликвидации ЧС, кажется. Ледяной дождь. Когда в 2020 году случился ледяной дождь, мы с моим бывшим заместителем с помощью руководства отряда, которые координировали людей, развернули девять пунктов временного размещения (ПВР) и обеспечивали их. Плюс работали в подразделении в своем районе выезда по ликвидации и уборке последствий ледяного дождя. Также были развернуты полевые кухни, палатки, пункты обогрева. Практически неделю мы дома не ночевали.
Награды Павла Просянникова. Фото: Евгений Кулешов, ИА PrimaMedia
