О том, что не так с Чубайсом, почему случилось ЧП на шахте в Кемерово, и как символ его родины оказался на купюре в 1000 рублей рассказал в интервью генеральному директору медиахолдинга PrimaMedia Виктору Суханову единственный губернатор России с обложки американского Forbes, руководивший администрацией Приморья с 1993 по 2001 год — Евгений Наздратенко.
Национальный герой
— У меня отчасти провокационный вопрос. Больше 20 лет назад Вы озвучили сакраментальную фразу, которая даже в книгах отражена "Кто Вы, господин Чубайс?" Правы Вы тогда были или нет, поставив такой вопрос? Недавняя история с РОСНАНО актуализировала его. После завершения карьеры Анатолия Борисовича на посту руководителя выяснилось, что у его компании большие долги. Это вызвало панику на рынке. Эти ситуации схожи. И тогда и сейчас, и РАО "ЕЭС", и "Роснано" в итоге являют собой образец "эффективного" управления.
— Биографию господина Чубайса надо изучать. Там есть очень интересные моменты. Посмотрите, за что бы он ни взялся — все провалено, развалено, один он на плаву. Есть такая героическая комедия про энергетику, в том числе приморскую. Я читал как-то отчет РАО "ЕЭС" перед президентом России. Оказывается, за время работы господина Чубайса в Приморском крае для стабилизации энергоснабжения был запущен 13-й котел на ТЭЦ-2, а еще в отчете фигурирует турбина, запущенная на Артем-ГРЭС. И все якобы стараниями господина Чубайса.
На самом деле это абсолютно работа наших энергетиков, которые работали день и ночь, чтобы ту турбину запустить. А деньги на тринадцатый котел мы собирали, по тем безденежным временам, всеми возможными направлениями, даже налоги с рыбы задействовали. Таким же, я думаю, способом отчеты РАО были собраны по всей стране. Вспомните состав директоров той реформы энергетики. Посмотрите, есть там хоть один энергетик?
Был один — Виктор Васильевич Кудрявый. Да и от того они избавились, очень уж неудобные вопросы задавал. В конечном итоге, остались те, кто сейчас либо за рубежом, либо по тюрьмам сидит.
Теперь о РОСНАНО. Большие средства тратились на рекламу этого предприятия, на пиар самого Анатолия Борисовича. Упорно навязывалось мнение, что это прекрасный руководитель, реформатор, который может все на любом направлении. И вот принято решение — с одной стороны "Сколково", с другой РОСНАНО. И то и другое должно было "неумытую" Россию вывести на светлый путь.
Вспомните, как Президенту, в тот момент Медведеву, докладывал Чубайс: — у нас там создано белее 50 предприятий, ведутся разработки в самых прорывных направлениях! Итог. Миллиардные долги, угроза дефолта и прочие великие свершения. Сейчас все это расхлебывать человеку, который принял предприятие, а по сути всей стране, у которой и так хватает проблем.
Что касается самого Чубайса, то он очень неплохо отдыхает от трудов в своем переделкинском имении. Странно другое, все это время, то есть десятилетия, бюджет вливал в РОСНАНО миллиарды и все делали вид, что так и надо. Хотя были вполне очевидные вещи. На международных конференциях по космосу, например, китайские специалисты просто выходили из зала заседаний, им было понятно, что все представленное РОСНАНО было создано либо у них, либо на их составляющих. Вот они в кулуарах у кулеров с кофе и чаем общались с нашими юными, скромно одетыми учеными, переманивали их к себе, предлагали условия работы вполне достойные. Что мы видим сейчас? Китай рванул в Космос впереди всех, и русских и американцев.
У них свои программы, свои космические корабли, свои машины на темной стороне Луны. Они достигли очень многого. 80% разработок они переняли у наших ученых. То есть, все к чему господин Чубайс не успел прикоснуться, работало и имело практическую ценность! Это то, что касается нынешней ситуации. Ну а теперь о вкладе господина Чубайса в развал, практически в уничтожение страны.
Евгений Наздратенко: Бесновался здесь один рыночник по фамилии Чубайс Экс-губернатор Приморья — о противостоянии одному из главных "приватизаторов" 90-х
В 1941-м году, когда отборные, великолепно оснащенные, не знающие поражения в Европе, немецкие армии лихо докатились до Москвы, специалисты, рабочие тыла, советские, партийные органы, что называется, на животе перетащили заводы, станки, оборудование в Зауралье и Казахстан. Спасли промышленность и этим, во многом, выиграли войну. А скажите, в 1991-м какая вражеская авиация стучала нам по голове, какие танки шли на нас? Не стоит искать внешних врагов. Ни США, ни Европа. Все внутри страны организовали мы сами. Конъюнктура цен на мировом рынке — я имею ввиду уголь, сырье, лес — была достаточно уверенная. Мы имели мощные предприятия, оснащенные по последнему слову техники. У нас были уникальные горнорудные предприятия, мы имели лучшие горные дробилки, горно-обогатительные мельницы, во всем мире их покупали у нас. Мы имели такие горные институты, что ни одна страна, даже такие как Канада, Америка или Чили и рядом не стояли.
Иностранцы, которые у нас бывали, изумлялись, признавались, что не имеют такого оборудования. Конечно, мы не могли быть лучшими во всех областях, но тяжелая и горная промышленность — хребет нашей экономики — были лучшими на планете Земля.
И что принес с собой Чубайс и так называемые младореформаторы? Некомпетентность, полное непонимание, как управлять экономикой такой огромной и такой разной страны. Страсть к личной наживе, угодничество перед заокеанскими "благодетелями", и, главное, полное презрение к своему Отечеству, к своему народу! Это была полномасштабная идеологическая диверсия.
Всей стране, всему народу навязчиво внушалась мысль о неполноценности российской нации, о нашей неспособности самостоятельно справляться с вызовами современности, о необходимости приглашать иностранных специалистов и консультантов в правительство, которые нас, убогих, научат. Чему нас учили, сколько украли и приглашенные и приглашающие, мы видим все последние 30 лет!
Не только тормозок, но и иконку
— Вы работали в горной области. Как известно, в Кемеровской области произошла очередная страшная трагедия. Владимир Владимирович стучал кулаком по столу на совещании, условно на разборе полетов. Вопрос к Вам: почему так происходит, ведь конъюнктура цен на энергоресурсы растет, а после Суэцкого кризиса еще больше будет расти. И владельцы шахт, заводов, пароходов — это же очень обеспеченные люди, а трагические случаи системно происходят. Ведь технику безопасности никто не отменял.
— Да, последнее выступление президента на эту тему очень тревожное. Это сигнал для владельцев, хозяев шахт, предприятий и прочей теперь уже частной собственности. Это не первая, как Вы помните, крупная авария на шахтах. И принимать важные и жесткие решения надо бы было раньше, не ждать, когда будет опять заплачено человеческими жизнями. Это опять же из темы, кто владеет этими предприятиями и насколько они профессионально далеки от того, чем должны были бы управлять.
На угольных шахтах опасность представляет метан. Он заложен в пластинках угля в твердом виде и раскрывается как газ, когда рубишь уголь. Нужна хорошая аппаратура, которая способна отслеживать процесс и обеспечивать безопасность. В Штатах, где добывают много угля, на 1 миллион тонн приходится один погибший. У нас — 200! Интересует собственников только прибыль. Сегодня уголь стоит в 100 с лишним раз дороже, чем в 90-е. И обеспечивает владельцам вполне комфортную жизнь на туманном Альбионе.
Я уже не раз говорил, главная беда в том, что собственниками крупнейших промышленных объектов являются люди, не обладающие необходимыми экономическими и технологическими познаниями, воспринимающими страну уже не как свое Отечество, а как дойную корову, которую даже кормить как следует не стоит, она большая и ее можно просто беззастенчиво доить.
Это относится, к сожалению, ко всем главным объектам в стране, да и в крае тоже. Возьмите "Бор", "Дальполиметалл", "Восточный порт", Дальневосточное пароходство и так далее. Можно долго горестно перечислять. Во что, к примеру, превратилась Находка с этими угольными причалами. Помните, в Находке была прекрасная консервно-баночная фабрика, так необходимая рыбной промышленности. С какой радостью ее открывали, как гордились ее современнейшим оборудованием! Какие люди там работали…И что!? Цеха разломали, оборудование пустили под пресс, народ разогнали, а на территории устроили перевалку угля. Почему? Стало выгодно владельцам принимать, перерабатывать, продавать уголь! Как жители Находки боролись с этим угольным засильем, как страдали люди от угольного смога, помните? Во что превратился некогда прекрасный обустроенный для жизни город!? У кого из собственников болит за них голова? Прибыль, прибыль и прибыль…
Поневоле вспомнишь Маркса, — Нет такого преступления, которое не совершил бы капиталист ради прибыли! Вот в итоге многолетних противостояний угольщикам подняли зарплату до 80-100 тысяч, они уже согласны терпеть, идти под землю, рисковать. Люди идут сейчас под землю как в последний раз, прощаются с семьями, и берут с собой не только тормозок, но еще и иконку.
Евгений Наздратенко в 90-х. Фото: ИА PrimaMedia
— Евгений Иванович, согласитесь, повышение цен — это во многом случайный фактор. Конъюнктура так сложилась, государство вполне может как и раньше, и добывать уголь и обеспечивать рабочих социальными благами. Но мы сталкиваемся с крайне низкой социальной ответственностью частных собственников.
— Социальная ответственность не рождается сама собой. Она устанавливается и регулируется государством, юридическими институтами, правоохранительной системой, профсоюзами. Вот пример из сегодняшних будней. По улицам городов выкладывают плитку, бордюры и прочее. Рабочие из стран СНГ их пилят болгарками, стоит жуткая каменная пыль, на их лицах нет респираторов, водой камень во время работ не поливают. Чисто рабский труд.
Во времена СССР тоже были дорожно-строительные работы, но такого даже представить себе не могли. Маска, подача воды, техника безопасности и защита здоровья. То же самое сейчас практически на любом производстве. Зачем хозяину, сидящему, условно, в Лондоне думать, есть ли защитная маска на лице его рабочего. И зачем закупать дорогостоящее оборудование, если всегда можно разово договориться с всяческой инспекцией, с которой никто не спросит по большому счету.
Вот мы недавно всей страной видели, как надевают наручники на технический персонал шахты. Они не крайние в этой ситуации. Крайний владелец, которого надо достать из забугорного далека и спросить по полной программе. Но это уже по большому счету ничего не меняет, даже если его достали, посадили и спросили, кто вернет жизнь и здоровье десяткам погибших мужчин, кто вернет кормильцев их семьям, отцов и мужей женщинам и детям?
Выплатили миллион и раструбили по всем СМИ. Великое благодеяние! Да миллиона отпрыскам шахтовладельцев на один зуб на неделю не хватает.
Выпили — поорали
— В 90-х Вы ходили на работу под стук шахтерских касок. МВФ тогда выделил деньги на закрытие шахт. Мы же тогда практически разрушили эту промышленность, и сегодня видим вымирающие города. Те же Партизанск, Артем. Но сегодня конъюнктура изменилась, и нам нужен уголь. Это ли не парадокс истории?
— Посмотрим на карту. Ростов — там, наверное, около 100 тысяч шахтеров было. Кузбасс! Помните, как кузбасские шахтеры Транссиб перекрывали? Приморье, где были Тавричанка, Артем и Сучан (Партизанск). Три таких крупных центра угольных. МВФ предлагала деньги на закрытие шахт не из добрых побуждений, она уничтожала угольную промышленность страны. Уничтожала конкурентов ради интересов Европы. А наши умники в правительстве эти деньги брали. И очень жестко покрикивали на региональных руководителей, если они с закрытием шахт затягивали. И всем было глубоко наплевать не только на тысячи и тысячи людей, остающихся без работы, на то, что шахты — градообразующие предприятия, это ЖКХ, детские сады, больницы, школы… но и по большому счету на интересы страны. Я говорил тогда, вот мы сейчас затопим наши шахты и что потом будем делать? Но что стоили мои призывы против сиюминутных денег МВФ? И деньги то были смешные и их быстренько куда-то приспособили. Официально это звучало так — МВФ дает деньги на структуризацию угольного вопроса, фактически же просто на засыпку шахт.
Один из тогдашних руководителей Приморскугля подписал контракт с Тайванем, чтобы отходы атомных станций Тайваня загружать в угольные шахты. Или Чугуевскому району пообещали четыре пятиэтажки, школу, кинотеатр и еще что-то, взамен же отправить туда все отходы ядерной промышленности страны. Сколько усилий стоило отбиться от такого благодеяния. Пришлось еще и с местной администрацией сражаться, очень уж они хотели эти деньги МВФовские заполучить. Вы говорите, автобусы у здания администрации.
Заходил я в эти автобусы, разговаривал с шахтерами, видел ящики с водкой, которые в этих автобусах стояли. Это было хорошо организованное действие. Выпили-поорали! Поорали-Выпили! И своими руками засыпали стволы новых шахт. А ведь это могла быть работа для многих поколений.
Евгений Наздратенко: Это в Москве думали, что у них цвет, а в Приморье — дурачки О последствиях 90-х, которые сказываются до сих пор, — интервью с легендарным руководителем края
Например, в Партизанске мы подрезали великолепный угольный горизонт. Лет бы на 70 хватило. Очень качественный уголь, его даже в наши котельные можно было подавать, только смешав с какой-нибудь дранью сначала. На мировом рынке он бы шел за эквивалент золота. Его сжимаешь в руке, а из него нефть вытекает. Не такой, как у нас на ЛУтэке, где калорийность 1600-1800 ккал/кг. Там по 4000-5000 ккал/кг было! Чудо уголь. Такой, за которым в Сучан в 1918-1919 годах японцы рвались. Такой сейчас на руднике в Шпицбергене есть. Вы подняли вопрос, от которого сердце болит. Вот и встали эти города, и встал великолепный приморский уголь.42 тысячи коллективов. Не только шахтеры, но транспортники, строители, это же были советские люди, свои родные, специалисты высокого уровня. Они могли освоить любую новую технику, они все могли сами сделать на уровне мировых стандартов. Все уничтожили "благодетели" по указке из-за бугра.
Делать и восстанавливать
— А если сегодня встанет вопрос о восстановлении угольных шахт в Приморье. Возможно ли это вообще в принципе организовать в какой-то обозримой перспективе?
— Ломать, как известно, не строить. Ломать можно быстро и с гиканьем. А вот заново создать очень большой труд. Запасы угля в крае есть. Даже по категории С-1 — с хорошим бурением, проходкой и подтверждением запасов. В Партизанском районе чудесный уголь лежит. Там у нас на востоке два месторождения было. Одну шахту, кажется Тигровая, восстановить нельзя, она затоплена. Но можно рядом в километре пробить ствол и подойти к тем же горизонтам. Там все еще есть инфраструктура, еже остались профессионалы, защитные инженерные меры позволяют работать без взрывов и потрясений. В Приморье тоже метан шел, но таких катастроф, когда сотни человек погибают, не случалось.
Тогда прибыль получало государство и защищало работающих. Сейчас прибыль у частника, а это принципиально разные вещи. У нас была великолепная геология, я не знаю, в каком она сейчас состоянии. Она была способна поддержать любые мосторождения. А что в последние годы вы, Виктор Андреевич, видели по российской геологии? В Приморье есть что восстанавливать. Олег Николаевич тоже спрашивал меня об этом. Конечно, придется готовить новых специалистов. У нас же был горный факультет при ДВПИ, в Артеме был филиал, там учились наши приморские ребята, получали специальность, потом хорошо зарабатывали и оставались в Приморье.
У нас был учебно-курсовой комбинат, куда шли люди, освобожденные из тюрем, они там учились до трех месяцев и имели стипендию в 300 рублей. Хорошая по тем временам сумма. Получив профессию, уходили под землю, жили в Приморье, работали, семьи создавали. Сейчас спроси любого частника, его волнуют ребята, которые вышли из заключения? Это ведь тоже наши русские люди, у которых может не сразу жизнь сложилась, но они хотят и могут работать. Он даже не задумывается, что такая проблема в его стране существует. Вот это тоже социальная составляющая. В наше время все было продумано и сбалансировано. Людям с судимостью нельзя подходить к взрывчатке, поэтому ею занимались люди других профессий. Ни воровства, ни утечек не было, потому что зарплата была хорошая. И доверие и уважение.
Еще. Приморье — пограничный край в самом глобальном смысле этого слова. Нельзя стягивать все население в один мегаполис— люди должны жить по всей территории, особенно в пограничных районах. Надо, чтобы люди жили и в Тернее, и в Пограничном, и в Дальнегорске, и в Посьете и так далее. Поэтому необходимо восстанавливать экономику там, в крае. И откуда собираются перетянуть людей в этот город-спутник? И чем их там занять? Все эти замечтания, как правило, плохо продуманы и так же плохо кончаются.
И потом, вспомните, когда строился "Порт Восточный". "Лермонтовка", "Восток-2" в год прирост населения в крае был 2500-2700 человек. То есть, людям было интересно, и они хотели жить на Дальнем Востоке. Было, как вы помните, более 10 миллионов на Дальнем Востоке, не осталось и пяти.Это главный показатель. Значит, что-то неправильно в этой дальневосточной политике. Не умеем людей заинтересовать и не умеем им показать, что Дальний Восток — это часть огромной страны, престижная часть, от благополучия и жизнеспособности которой зависит в целом и жизнеспособность Государства.
Все ведь начинается с малого, казалось бы. Моя учительница географии, Нина Михайловна Мельникова, как-то спросила меня, почему с нас сняли классное руководство? Я же, говорит, в войну, в 42 году училась в школе на [Рудной...] Пристани, нас было всего семь человек, так у нас были уроки труда, физики, химии, у нас был классный руководитель. Вот так относились к базису страны, к образованию. А теперь, в невоенные времена платим за классное руководство, если есть в классе 30 человек, а если нет — не платим. А ведь это не просто учитель-предметник, это классный руководитель, доверенное лицо, воспитатель, зачастую посредник между школой и родителями. Правильно сейчас учителя говорят, заберите свои 700 рублей и не унижайте нас подачками.
Еще о школе. Я учился в школе №2 города Дальнегорска, вот сколько у вас пальцев, загибайте. Давайте, директор школы, два учителя физики, трудовик, физкультурники, историк, завхоз, электрик, сантехник, вот смотрите, сколько мужчин в одной школе. А еще за школой был гараж на две машины. Вот смотри, сколько мужчин в одной небольшой школе. Она не была такого большого проекта, как мы потом строили в Уссурийске, на Емаре, в Камень-Рыболове.
Мы построили 29 школ Я, знаешь, повернут был на школе. Какая бы тогда нищета у нас ни была, мы строили и строили! Я сам разбирался в проектах, контролировал сроки строительства. А какие были праздники, когда новая школа открывала двери!! Ведь это аксиома, есть школа и фельдшерский пункт — и люди живут, чувствуют себя дома. Мы старались всеми силами удержать школьный коллектив, чтобы школа была домом родным для ребят, чтобы они, вырастая, думали о ней с благодарностью.
Учитель во все времена был престижной фигурой. А сейчас Уссурийский пединститут не может курс набрать. Скоро его, наверное, за ненадобностью закроют.
— Ну, слава Богу, Геннадий Иннокентьевич Лазарев вроде как его под крыло себе забрал, под ВГУЭС, потому что ДВФУ, укрупняя, хотели его полностью закрыть. Я думаю, сейчас он институт восстановит, у него хватка-то есть.
— Он талантливый человек, за что не берется, все получается качественно. Я думаю все-таки, что пединститут должен быть государственным заведением. Когда начался этот кошмар под названием платная учеба, я думал, где мне найти хотя бы 9-11 миллионов долларов, чтобы проплатить институтам, чтобы детей учили бесплатно, чтобы дети потом задерживались на нашей территории? Мне как-то сказали, у вас больше золотых медалистов, чем в Москве. Да, потому что у детей и родителей был большой стимул — закончишь школу с медалью — будешь учиться бесплатно. Может, не все я тогда мог просчитать, но и сейчас твердо убежден, образование это краеугольный камень социальной политики. И еще вопрос, целое поколение выросло на Дальнем Востоке, которое видело Красную площадь только по телевизору. Зато хорошо знают Харбин, Сингапур, Макао… Из 120 выпускников потом 116 уходили в Штаты. А сколько наших работают в Китае, в Корее, в Японии, не потому, что не любят свою землю, а потому, что там у них больше возможностей для самореализации. Не так просто снять человека с насиженного места, но гораздо труднее его в это место вернуть.
— Евгений Иванович, в Вашу бытность губернатором Вы опекали такую плеяду молодых предпринимателей, политиков, как Сопчук, Кожемяко, Текиев. Судьба этих людей сложилась по-разному. У кого-то удачно, у кого-то не очень. У Вас было чутье на людей. А сейчас смотрим на предпринимательскую или политическую картину региона: куда-то кончились люди, закатились все звезды. Как же так случилось? И почему Вы занимались поддержкой этих людей?
— По-разному судьба сложилась. Что касается Текиева, за него до сих пор стабильно голосуют. Он встречается с людьми, беспокоится о них, живет вместе со Славянкой. Я, например, поначалу понятия не имел, кто такой Кожемяко. Мне на него даже как-то пожаловались, решил поехать сам и посмотреть, как там и что. Хожу по заводу в Преображении, смотрю. Я сам вырос на производстве и мне многие вещи понятны. Вот идем, совершенно великолепный ремонтно-механический цех, который предыдущие хозяева практически угробили. А он восстановил, и все работает. И не только завод. Я видел, как возрождалось Преображение заботами Кожемяко. Станки на базе тралового флота восстановили, демонтированные и упакованные вернули на места. Заработал цех, вернулись люди. В лесу чуть правее стали делать цех тары и упаковки. Он пошел в океан месяцев на 4-5, чтобы посмотреть, как идет добыча и переработка, знакомился с укладом жизни на судне во время путины. Его стали уважать, считать своим человеком, заботящимся о населении Преображения. Даже улицы стали расти.
А ведь было такое, что смотреть страшно. Вот пример того, как момент приватизации пошел во благо людям и территории. И у меня стали как-то складываться отношения с этим человеком. А вот что с Дальнегорском случилось, "Дальполиметалл" хоть как-то выравнивается, работает, зарплату платит, чего нельзя сказать о "Боре". Ведь было больше 14000 работающих, а сейчас и двух не наберется. "Бор" имел все золотые медали международных выставках. Это было чудо-предприятие. Единственное в своем роде. Некто купил его и удалился. Одно время предприятием управлял старший медбрат морга! Не очень понимаю, как он проводил оперативные совещания с главным технологом, главным геологом, главным механиком. Как он им ставил задачи? Как он вообще с ними разговаривал? Как он выступал перед коллективом?
Приватизация — ужас, который пришел в нашу страну. И, повторюсь, мы это сделали сами, своими руками. Сколько в крае осталось неприватизированного? Все разобрано буквально на клочки. И никто не учитывает интересов собственно населения. Им оттуда, из Москвы и из офшоров не видно, да и не хотят они видеть ничего, кроме пополняемых счетов в банках.
Сейчас у губернаторов повсеместно, не только на Дальнем Востоке, не много власти. Они и подходить не могут к частным предприятиям. Но отвечать им приходится за все. И работать в режиме пожарной команды. Это не слишком понимают федеральные власти. Провели очередное совещание — отчитались — работа сделана. Тот же Кожемяко за последнюю неделю побывал в Москве трижды. Нельзя сказать, что это сильно помогло ему в работе. Скорее напротив. Отнимает и время и здоровье. Это можно курского губернатора или тамбовского вызвать, и то не слишком хорошо.. А у дальневосточных и сибирских жизнь в самолете проходит. Я знаю, о чем говорю, у меня был год, когда я 37 раз слетал в Москву. Посчитаем, 37 туда, 37 обратно. Сумасшедшие цифры, как говорил наш любимый юморист. А ведь каждый губернатор, и Олег Николаевич в том числе, стремится как можно больше времени проводить на своей территории. От этого всем больше пользы.
Просто выходили и работали
— Евгений Иванович, у нас каждый год стихия во Владивостоке. В вашу бытность, я помню, армия помогала, все предприятия, как один на улице были. Неужели нельзя вспомнить добрый советский опыт?
— В последнее время некоторые мэры усвоили фразу: "За всю историю края, за всю историю наблюдений не было такого снегопада." Да у нас не только снегопады, у нас тайфуны и наводнения каждый год. Вот был год знаменитый Джуди. Там, где был мост на Находку, вода поднялась выше 10 метров. Балка там была бетонная, еще залитая царем. Ее смыло, мы ее так и не нашли. Вся Золотая долина плыла. Мы, помню, вертолетом снимали последнего мужика, он там все открывал и закрывал своего "Москвича", прощался с машиной. Новенький "Москвич", мы его с крыши машины и снимали. И вся эта гигантская махина воды, высотой более 10 метров, шла с курьерской скоростью. Можно было как-то к этому властям подготовиться? Очень просто обвинять и критиковать, это мы умеем. Владивосток— проблемный город, сложный. Что касается нынешнего мэра, думаю, ему надо дать возможность поработать спокойно. Понять, какое хозяйство в руках. Все не так просто, как хотелось бы кому-то.
Теперь об армии. У нас ведь не только флот, у нас в крае все рода войск, в том числе и сухопутные. Спасали нас сильно бронетанковые силы флота. В город входили бронетранспортеры и растаскивали, вытаскивали машины. Хорошо отзывались ректоры институтские, они просили студентов выходить на улицы и расчищать тротуары и дороги. То есть, Вы правы, в одиночку без помощи коммунальщикам городу не справиться.
При советской власти не рыдали и не обличали, а просто выходили и работали. К тому же в период приватизации были уничтожены практически все коммунальные службы в плане механизации. Снегоуборочные машины, грейдеры — все разбомбили. Следующий мэр в ужасе схватился за голову, чем я должен город убирать? По новой из бюджета стали изыскивать деньги, чтобы закупить какую-то технику. Зато наблюдающие докладывали в верха, что край чуть ли не в первых рядах по приватизации. А люди, которые стоят в снегу на остановках, им же совершенно без разницы, им надо на работу, домой, в садик за ребенком. Вот такой конфликт интересов.
О флоте и гражданском и рабацком говорить можно много — это отдельная больная тема. О приватизации в этой сфере я уже говорил не однажды. О порезанных и проданных рыбозаводах, о "ФЕСКО", ставшем добычей каких-то лифтеров из Москвы. О том, куда исчезли более 200 разнотипных судов, о проваленных северных навигациях. Это большое государственное преступление. Еще можно говорить и о наших уникальных удивительных лесах, которые остались без охраны, без лесхозов, без надзора. И вот уже несколько лет горят по всей стране. Сейчас вот вдруг встрепенулись и намереваются создавать пожарную авиацию и лесников набирать. А сколько их осталось из уволенных 160 тысяч? Все это называется громким словом РЕФОРМА. Все нам хочется реформировать, то образование, то науку, то медицину.
Вот бы кто-нибудь взял и посчитал, во что нам, стране, это реформирование обошлось. Я тут недавно смотрел по телевизору передачу "Врачей на Дальний Восток". Что нужно призвать на ДВ военных врачей. И есть такой полковник Баранец, он эксперт "Комсомольской правды". Он говорит, давайте посмотрим, как это по закону — призвать? И говорит, — "Давайте посмотрим, какую мы реформу здравоохранения сделали, почему Дальний Восток лишился людей и главных медицинских работников?" И ведущий сразу — Ну все, спасибо Вам за участие. И остановил его. А те, кто эту реформу сочинил, сидят и наблюдают.
Ну а теперь о том, можно ли восстановить такие предприятия, как "БОР", вообще предприятия горной промышленности.. Их надо, я думаю, государству выкупить у тех владельцев, которые их получили за копейки на залоговых аукционах. Выкупить и ввести в состав, допустим, "Ростехнологий". И уже тогда государство будет иметь право из бюджета финансировать и восстанавливать эти предприятия.
Власть должна быть открыта
— Давайте оценим выборы, прошедшие в крае, в ЗаКС и Государственную Думу. Вспомним Ваши выборы 2000 года, они же были очень конкурентные. В 2023 году Олегу Николаевичу тоже предстоят выборы, и мне думается, они будут непростыми.
— Вроде бы сейчас бытует мнение, что на выборы можно идти тем, кто согласует свою позицию с администрацией Президента. И да и нет. Хабаровский край согласовал, когда Шпрот проиграл? А Владимирская область? А Хакасия? Все они согласовали и все проиграли. Сознание людей просыпается, и они хотят решать сами. Мои выборы, конечно, не забываются. Было 12 кандидатов, сильные местные личности, лидеры. Я не особо ездил по округам, верил, что люди будут судить по делам. Они и проголосовали за меня. О нынешних выборах я судить не берусь. Это воля жителей края, и они ее выразили определенным образом. Нравится это кому-то или нет. Хотелось бы только, чтобы все избранные работали в интересах Приморья. А то мы много всяких гастролеров повидали за эти годы. Вы избирались, чтобы воевать? Совершенно нет. Обещали людям что-то, ну и будьте вместе с губернатором, с администрацией, решайте насущные вопросы. А их очень немало. Власть должна быть открыта. Ты не все можешь знать со своими замами, и зачастую именно пресса подсказывает какие-то проблемы и узкие места, особенно районная и городская пресса.
Евгений Наздратенко. Фото: ИА PrimaMedia
— Нам предстоит избирать городскую Думу во Владивостоке, от которой зависит и судьба нынешнего мэра. Сегодня он демонстрирует очень неплохие успехи на посту, хотя работает недолго. Выборы в Находке, крайне сложном образовании. Здесь, наверное, принципиально важно работать и с населением и с определенными людьми, чтобы не раскачивали лодку в угоду экономическим амбициям?
— Выборы во Владивостоке всегда были непростыми. Конечно, хотелось бы конструктивности, ведь главное — бюджет принимает Дума. С Думой надо очень плотно работать, особенно в финансовых моментах. Необходимо вновь избранным законодательным собраниям плотно работать с властью. Власть должна четко говорить, этот вопрос мы можем решить, а с этим я прошу вас помочь. Допустим, Находка с законодательной инициативой выходит в краевую Думу, краевая в Государственную. Такой порядок.
— В Приморье, да и в других субьектах, в политику играют не только профессиональные политики, но и крупные предприниматели. Это оправданно, или политику с бизнесом нужно разделять?
— На заре своей деятельности Владимир Владимирович собрал всех и сказал "Я предупреждаю и прошу не лезть в политику. Не формируйте Думу Российской Федерации за счет своих денег, чтобы потом Дума какими-то своими фракциями не отрабатывала ваши коммерческие интересы. Не надо таких лоббистских моментов". Я слушал и думал, неужели так остро стоит вопрос? Просто я не знал тогда, как ситуация формируется в центре. А он понимал и не хотел, чтобы этот момент влиял на жизнедеятельность страны.
— Евгений Иванович, согласитесь, страна-то у нас богатая. Смотрите, сколько вытерпела за 30 лет. И до сих пор ведь цены на энергоносители растут. Думаю, что господь Бог все-таки нам благоволит.
— Я бился, помните, за то, чтобы был фиксированный киловат/час в Приморье такой же, как в Москве. Меня шельмовали, говорили, что я чего-то не понимаю. Ну, хорошо, я не понимаю, но директора предприятий, руководители районов, они что, все дураки? А сейчас, вспомните, Мишустин в недавнем турне по Дальнему Востоку первым делом сказал о необходимости урегулирования тарифов на электроэнергию. Спасибо Кожемяко, что он пытается удержать на плаву предприятия. Потому что, если встанет "Спасскцемент", "Бор", "Дальполиметалл", что потом делать с этими городами, с людьми, с потерянной продукцией. Больше 20 лет прошло. И до сих пор тот же вопрос энерготарифов стоит перед Дальним Востоком остро.
Мы выселили уже пять миллионов людей с Дальнего Востока из-за этих чертовых тарифов. Потому что именно эта проблема глобально тормозит промышленность, бизнес, науку, человеческую жизнь, наконец. Правильно президент спрашивает: "Я дал столько денег тому же Приморью на проведение саммитов, на мосты. А почему такой отток людей до сих пор". Правильный вопрос. Но пока жестко не выстроим экономику, только так и будет.
Все настолько родное
— После саммита АТЭС мосты, о которых мечтал Владивосток еще со времен Николая II, стали символом города и края. Даже на купюрах они есть. А что для Вас символ региона?
— Был такой президент Центробанка Виктор Геращенко. Как-то он зашел в мой кабинет и увидел фотографию с моей малой Родины — Два брата ( небольшой островок в Японском море недалеко от Дальнегорска) Тут же попросил сфотографировать. Так Два брата и появились на купюре в тысячу рублей. Потом мне Геращенко говорил, я внимательно отношусь к регионам, не как к окраине. У нас и сейчас эта фотография на даче висит. Сын мой повесил, Алексей. Такая вот привязанность к своей маленькой Родине.
— Так что же еще за символы кроме Двух братьев?
— Я, Вы знаете, не собирался жить в Москве. В гостинце "Россия" в номере ложусь спать, закрываю глаза, а передо мной улицы, поселки… И так каждый вечер. Прошло несколько лет, пока я смог от этой навязчивой картинки избавиться. Я с пяти лет в Дальнегорске, жена там родилась, дети там родились. Какая может быть еще другая родина?
